– Тоже мне, загадка, – насмешливо фыркнул он. – Любой знает, что лесная колдунья, когда спасалась от злой мачехи, обратила своего возлюбленного в озеро, а сама стала лебедем.

Айвор поднял руки, а когда развёл их в стороны, то они стали крыльями, и вот сам он уже обратился в прекрасную белую птицу.

…Киллиан так засмотрелся на это волшебство, что едва не пропустил самый важный момент.

Плащ с клетчатой подкладкой упал на землю, и Грегор ринулся к лебедю, потрясая тяжёлой железной цепью, готовый накинуть её на изящную птичью шею. Киллиан взвился в прыжке, перескакивая сразу несколько ступеней, и наотмашь ударил хитрого шотландца сумкой под колени. Тот повалился, как подкошенный. Не давая ему опомниться, Киллиан быстро рванул застёжки, вытащил из сумки пустую винную бутылку и со всей силы обрушил её Грегору на голову.

Он всхрапнул и затих в неподвижности.

Киллиан осторожно скинул мыском сапога осколки с рыжего затылка и присел, чтобы нащупать пульс. Сердце билось, пусть и вяло, неохотно – шотландец был жив. Переведя дыхание, Киллиан связал предателя его же цепью и для верности уселся сверху.

К тому времени исчезло и озеро, и лебедь. Айвор мрачно поглядывал на керба, керб – на Айвора. На Грегора Кирка оба они косились с одинаковой нелюбовью. Наконец фейри улыбнулся светло и спросил:

– Может, доиграем, если уж начали?

Глаза у керба загорелись:

– Отчего не доиграть… Загадывай, колдун!

Айвор коварно усмехнулся и потёр руки:

– Ну, не надейся на лёгкую победу, я запомнил твоё слабое место!

И превратился в мышь. Обычную, чёрную, с длинным хвостом и блестящими бусинками-глазками.

– И это всё?!

Керб гневно захрипел, закрутился вокруг себя, стал делаться меньше, меньше, меньше, пока не обернулся крысой – демонически белой и красноглазой. Айвор, к тому времени уже принявший свой истинный облик, восхищённо выгнул брови, поцокал языком…

…да и наступил на крысу с размаху.

Только кровь с мозгами в стороны и брызнула.

– Фу, пакость какая, – с отвращением выдохнул Айвор, вытирая каблук о траву. – И как теперь Энне сапоги возвращать? Разве что подарками откупаться.

– А он не оживёт? – опасливо пригляделся к дохлой крысе Киллиан.

– Ещё чего, – возмутился Айвор. – Зря я, что ли, таскался целый день в сапогах, подкованных холодным железом? До сих пор пятки горят. А вообще… возьми-ка эту гадость за хвост и отнеси отцу Франциску. Пусть окропит святой водой, а утром похоронит. Я по такому случаю могу даже прислать ему ненужную шляпную картонку.

От шляпной картонки отец Франциск благородно отказался, сказав, что у него где-то валялась банка из-под несвежей селёдки, и этого будет вполне довольно. Зато по счетам он расплатился более чем охотно, вручив Киллиану и бочонок эля, и горшок с мёдом – поменьше того, что стащил керб, но ненамного.

У Грегора Кирка отобрали цепь и отвезли его в полицейский участок, где не без помощи дядюшки О’Рейли упекли в темницу. Там шотландец вскоре пришёл в себя и запросился на свободу, но его пыл быстро охладили несколько ковшей воды и тяжёлых оплеух от констеблей.

– Думаешь, ему надолго урока хватит? – поинтересовался Киллиан, когда они с компаньоном уже тряслись в кэбе по дороге к дому Энны. Шустрый бочонок с элем так и норовил укатиться, а горшок мёда – спрыгнуть на пол и разбиться, но пока и то, и другое удавалось держать в узде.

На востоке занимался рассвет.

– Этому авантюристу? Вряд ли, – откликнулся Айвор и неизящно зевнул в кулак. – Мне появление керба сразу показалось подозрительным. А уж когда твой хитрец шотландец сладким голосом напел о своей забывчивости, то всё сразу встало на свои места. Я только не знал, как он подчиняет себе духов, но догадывался, что с помощью волшебного предмета. Безупречный план получался…

– Ну, да, – согласился Киллиан, вспоминая наставления компаньона накануне вечером. – Сперва с помощью заколдованной цепи из железа пленить слабого духа. Заставить его найти соперника немного сильнее, вызвать любыми способами на состязание, а когда тот отвлечётся – пленить его цепью и выторговать имя в обмен на жизнь. А от старого слуги избавиться. И так далее, пока не дойдёшь до самой большой лягушки на своём болоте.

– А потом можно и на соседнее болото переселяться, – хмыкнул Айвор. – Только там могут жить не лягушки, а гадюки. Кстати, денег у этого поганца не так уж много оказалось. Только Нив на платье с шалью и хватит.

– Только?

– Ну, и на пару вечеров в «Дохлом кролике»…

За беседой компаньоны и не заметили, как кэб подъехал к нужному дому. Небо к тому времени уже всё было цвета топлёного молока, только на западе оставалась тёмная ночная полоса, а на востоке золотились уже первые лучи солнца.

– Иди, отнеси пока эль, – сонно приказал Айвор. – Я тебя догоню.

Киллиану стоило немалых трудов отволочь вёрткий, тяжёлый бочонок порогу. На стук, правда, Энна открыл сразу и помог внести подарок священника в дом. А затем поинтересовался небрежно:

– А где там мои сапоги, кстати? А то колдовство Айвора уже час как рассеялось, – и он многозначительно переступил босыми ногами.

– Сапоги в кэбе, там же, где Айвор и горшок с мёдом, – вздохнул Киллиан и тоскливо оглянулся – компаньон и не думал слезать с нагретого сиденья и помогать с переноской подарков или хотя бы самого себя. – Что-то он задерживается…

– Задерживается? – нахмурил Энна тонкие брови. – Ну-ка, пойдём, посмотрим. Не нравится мне это.

Айвор обнаружился на мостовой – такой бледный и неподвижный, что его можно было бы принять за восковую фигуру. Одышливый кэбмен бегал вокруг, не зная, за что хвататься в первую очередь – за треснувший, истекающий мёдом глиняный горшок или за внезапно сомлевшего клиента.

– Ей-богу, я не виноват! – запричитал он, едва увидев Киллиана. – Он, понимаешь, расплатился со мной, шагнул – и тут как ба-абах! Повалился, что твоя кукла. Я тут ни при чём!

Энна оборвал его излияния одним резким жестом – кэбмен тут же замолчал, забрался на своё место и подстегнул лошадей. А колдун стянул с Айвора сапоги, сунул их подмышку и кивнул Киллиану:

– Бери его и неси ко мне домой. Я покажу, куда.

Айвор оказался удивительно лёгким, словно сделан он был не из обычной плоти, а из соломы или из птичьих перьев. Кожа у него на ощупь казалась холоднее воды в ключе, а слабое дыхание едва ощущалось. В дом Энны Киллиан влетел, не чуя ног под собой, послушно уложил компаньона на застеленную кровать и встревоженно спросил:

– Надеюсь, это не керб ему отомстил? Он ведь не болен?

– Он просто устал, – негромко ответил Энна, присаживаясь в изголовье, и протянул руку ко лбу Айвора. Лишь потом он взглянул на Киллиана, и выражение его лица смягчилось: – Ничего не бойся, добрый мальчик. То, что для фейри – миг, для человека – годы, а иногда и века. Айвор долго, очень долго не спал. Он отдохнёт и через неделю-другую вернётся к тебе и к келпи-полукровке. А пока он побудет у меня, потому что безопаснее места не отыскать во всём Дублине. Если хочешь, тоже отдохни здесь, – предложил Энна с улыбкой.

И Киллиан согласился.

Позже, когда он уже засыпал – прямо на огромной медвежьей шкуре перед жарким камином – его начало трясти от смеха, до колотья в груди, до рези в глазах.

– Вот же Айвор, подлец, – простонал Киллиан сквозь невольно выступившие слёзы. – Действительно, выполнил обещание. Нив – платье… А мне – целую неделю покоя… Только какой дурень решил, что я об этом просил всерьёз? Эх, Айвор… И кто теперь… хитрец…

Вскоре он уснул, измотанный ночными приключениями. Энна покачал головой, отодвинул в сторону полупустую кружку и укрыл его одним из своих бесчисленных пледов, по расцветке слегка напоминающих плащ невезучего шотландца.

…А вокруг зачарованного дома бродила неслышно огромная чёрная келпи, изредка грустно фыркая и откусывая веточку-другую шиповника.

Глава 6. ДУРНОЙ ГЛАЗ

Вместе с осенью в город приходили ярмарки, холода и – Киллиан не желал признаваться в этом даже самому себе – грустные мысли. Не возвышенная печаль, свойственная фейри и поэтам, но постыдное уныние. Особенно тяжко становилось, когда улицы Дублина окутывались туманом вперемешку с запахом фабричного дыма. И в том густом и липком мареве далеко разносились только звуки ругани, проклятий или плача, а смех и добрые пожелания вязли, точно бабочки в меду.